Посвящается городу Дэвилсу, который сделал свой выбор между городом чести и городом форматов.

Извините за некоторый сумбур. Писалось неожиданно. Да и особо перечитывать не очень то хочется.

Он не любил эти воспоминания. Они ранили его душу, жестоко рвали на куски сердце, нагло смеялись над его юностью. Его друзья старались не тревожить лишний раз эти воспоминания. Потому что, переживая их вновь и вновь, он надолго впадал в мрачное расположение духа и начинал размышлять о несправедливости мира. Но он не хотел вычеркнуть из своей памяти ни мгновения того периода жизни. Он тщательно хранил и лелеял свои чувства, пережитые тогда. И иногда переживал эти минуты заново, надеясь увидеть что-то новое.

Вот и сейчас, стоя посреди ночи на вершине кургана, он смотрел на раскинувшийся под ним город, который стал колыбелью его детства, учителем юности, опорой молодости и палачом надежд. Этот город был центром воспоминаний, и он позволил себе мысленно вернуться в те дни. Разум вновь предупредил о стыде, гневе, растерянности, отчаянии и ненависти, которые всегда сопровождали эти воспоминания. Но он лишь плотнее запутался в свой плащ, зная, что Тьма даст ему силы пережить это. Он вспоминал…

Я не знаю родителей. Всевозможные поиски ничего не дали. Попытки вырвать хоть что-то из памяти так же закончились полной неудачей. Первые воспоминания: маленький оборвыш на улицах огромного города. Без дома, без тепла, без улыбки, без еды, без надежды. Я до сих пор уверен, что выжил чудом. Воруя, выполняя разные поручения за корку хлеба, ночуя со зверьми, беззвучно плача ночами.

Но я все-таки вырос. Каким бы чудом это не казалось. Среди ужаса и грязи наибеднейших кварталов города я учился выживать, добывать еду, обходиться малым. Случалось и убивать. Сам не замечая, я балансировал на тонкой грани: выживание любым способом или объятия зла и ненависти ко всем окружающим.

Как и все подростки, увлекался сказаниями о достойных рыцарях, которые были примерами бесстрашия, честности, обходительности. Слушая бродячих сказителей, учился ненавидеть Тьму и любить Свет. И заразился желанием стать воином, идущим по жизни с высоко поднятой головой. Хотел быть хранителем этого мира. Мечтал об уважении правителей и любви народа.

Но жизнь была иной. Не задумываясь, я применял все доступные мне средства выживания, и учился новому. Не осознавая, я стал использовать приемы из арсенала Темных. И вскоре уже знал, как черпать силы у Тьмы. Не брезгуя и не смущаясь, я упрямо вгрызался в этот мир, отвоевывая место для своей жизни. Но однажды понял: еще один шаг, и я уйду во Тьму, которая уже угадывалась в моих поступках. Немногие Темные, с которыми я пересекался, и так считали меня своим. Осталось сделать всего один шаг.

Это ужаснуло. Я испугался Тьмы. Я не хотел становиться жалким подобием человека, готового ради своих интересов убить, предать, отравить, проклясть, использовать других. Я жаждал добра, чести, совести, дружбы. И я бросился к воротам Обители, где воспитывали воинов Света. Но меня отвергли, углядев во мне признаки знаний Тьмы.

Я пережил и этот удар судьбы. Стал искать. Долгие и упорные поиски позволили найти ритуал очищения. Возможность вычеркнуть из себя признаки Тьмы? Я не мог пройти мимо этого.

Это было ужасно. С меня как будто сдирали кожу, отрывали по кусочкам мясо, выдавливали душу, стирали в пыль кости. Но самой ужасной была боль разума, который подобно железной руде медленно плавился в печи, избавляясь от примесей Тьмы. Не знаю, выдержал бы я. Смог ли вообще хоть один смертный выдержать это? Но желание довести начатое до конца или умереть было столь велико, что я не мог остановиться, и отчаянно продолжил ритуал. И тогда Тьма пришла ко мне. Избавительницей. Лекарем. Мудрецом. Она не помогала мне выстоять, выдержать, суметь пройти до конца. Тьма просто сказала:
«Я всегда готова помочь тебе. Я буду ждать.»

Я вернулся в город. Вновь пришел к воротам Обители, в которую и был принят. Долгий первый год обучения, и я могу временно покинуть стены Обители, чтобы посмотреть на мир и принять его обновленным. Этот год прошел как в сказке: изнуряющее запоминание законов, жаркие минуты тренировок, длительные мгновения учебы, возвышенные споры о природе чести и совести. Это был сон. Сладкий и добрый сон, который был грубо разрушен тяжелым толчком в спину, сразу же за воротами Обители. Перелетев через улицу и плюхнувшись в грязь, я с изумлением увидел статного рыцаря, который громко хохотал:

«Эй, послушник, пока ты не дорос до рыцаря, не стой на пути славных
служителей закона. И в следующий раз не забудь поклониться рыцарю, да только не носом в грязь.»

Ответом рыцарю стал гогот подошедших стражников. А мне пришлось, гася вздымающуюся ненависть, податься под градом насмешек прочь.

Но что-то неуловимо изменилось. Что-то произошло с моими глазами или очарование мифом о рыцарях куда-то исчезло? Я не знал. Но почему мне стали видно множество мелочей, на которые ранее я не обращал внимания? Это пугало. Откуда у меня в голове возникает столько вопросов? Которые я не хотел раньше себе задавать, хотя знал на них ответы.

Хорошие манеры? Вежливость? И видишь как два рыцаря, раскланиваясь, уступают друг другу дорогу, втаптывая в грязь скарб несчастной старухи, разложенный на обочине. Наклоняешься, чтобы помочь, и замечаешь недоуменные взгляды.

Честность? И слышишь, как стражник говорит: «Так и запишем. Значит, все так и было. Да и кто поверит этой черни.»

Совесть? И вместе с другими постояльцами вылетаешь по ливень из харчевни, когда туда зашли несколько рыцарей спрятаться от дождя.

Доброта? И содрогаешься от вида раздавленной копытами нищенки, которая бросилась просить милостыню.

Преданность? И подслушиваешь, как двое стражников завидуют предателям, которые продались за хорошую цену.

Доверие? И помогаешь похоронить бедную девушку, которая слишком верила болтливому рыцарю.

Сколько же таких примеров. Они встречаются на каждом шагу. О них спотыкаешься и хочешь плакать. Что-то внутри тебя еще ищет, пытается оправдать мир. А разум твердит – детские мифы, сказки, обман – в настоящем мире все не так. Честь, совесть, преданность – это всего лишь красивая мишура, покрывающая горстку людей. Между ними, возможно, эти вещи и имеют смысл, но с остальными они ведут себя ничуть не лучше мерзавца из беднейшего квартала.

И мне стало до боли стыдно, что я мечтал быть похожим на них. Но гордость, упрямство и отчаянная храбрость, которые привели меня в Обитель, не позволили сложить руки. Сколько я блуждал по городу, я не помню. Но в итоге я очутился на Центральной Площади, где шло разбирательство между двумя могущественными рыцарями. Спор зашел о небольшом клочке земли, лежащем между границами владений этих рыцарей. И теперь, достойные рыцари перекидывались высокопарными фразами о чести, доброте, достоинстве, преданности. И все это только ради того, чтобы присоединить эту землю к своим владениям.

И я не выдержал. Выйдя на середину площади, я спокойно сказал:
«Послушайте меня. Вы, которые покрывают голову шапками сказаний. Вы, которые натягиваете на себя рубахи чести. Вы, которые покупаете штаны совести. Вы, которые надеваете сапоги преданности. Вы, которые закутываетесь в плащи добродетели. Вы, которые облачаетесь во все эти одежды, чтобы скрыть свое ничтожество, я к вам обращаюсь. Потому что умерла честь, исчезла совесть, погибла добродетель, растворилась преданность. А есть только ваши интересы, которые вы прикрываете красивыми одеждами. Мне стыдно! Мне больно! Мне противно!»

Ответом была тишина собравшихся. Но затем, раздался насмешливый голос одного из рыцарей:

«Кто это тут пищит? Здесь правом голоса обладают только истинные служители Света. А он был Темным – у него нет ни чести, ни совести. Ему никогда не понять, что это такое. И он смеет нас поучать? Смерть нечестивцу!»

На меня накинулась прислуга рыцаря. И никто из притихшей толпы не пришел на помощь. Но год обучения не прошел зря, я раскидал их и замер, прислонившись спиной к стене и заслонившись мечом от людей. Я хотел говорить, но мне не дали сказать ни слова – меня атаковала вооруженная охрана рыцарей. И я стал сражаться в полную силу, применяя весь свой жизненный опыт, используя все приемы, которым меня научили Темные. Безумным метался среди оружия противника и бил, бил, бил. Ненависть всколыхнулась во мне, ярость пронзила мой разум. Я не замечал ранений. Я хотел лишь одного: сорвать с лиц рыцарей их глупые снисходительные насмешки…

…Ослепляющий удар. Гул замирающего сердца. Звон крови в ушах. Насмешливый крик толпы. Последняя вспышка мысли. Вот и сейчас, стоя на кургане, он испытывает те чувства. Вот и сейчас, как и тогда он ищет выход и не находит. Смерть. Только смерть была его наградой за вопль правды. И со всей отчетливостью осознав это вновь, он тихо усмехается. Потому что разум заполонили воспоминания о том, как неожиданно его, оседающего на землю, подхватили под руки, и среди гробового молчания толпы спокойно произнесли:
«Держись, мы с тобой брат!»

И Тьма шла следом.